Неточные совпадения
Дорога многолюдная
Что позже — безобразнее:
Все чаще попадаются
Избитые, ползущие,
Лежащие пластом.
Без ругани, как водится,
Словечко не промолвится,
Шальная, непотребная,
Слышней всего она!
У кабаков смятение,
Подводы перепутались,
Испуганные
лошадиБез седоков бегут;
Тут плачут дети
малые.
Тоскуют жены, матери:
Легко ли из питейного
Дозваться мужиков?..
— Последнюю, батюшка! — прокричал
малый, придерживая
лошадь, и улыбаясь оглянулся на веселую, тоже улыбавшуюся румяную бабу, сидевшую в тележном ящике, и погнал дальше.
Он слышал, как его
лошади жевали сено, потом как хозяин со старшим
малым собирался и уехал в ночное; потом слышал, как солдат укладывался спать с другой стороны сарая с племянником,
маленьким сыном хозяина; слышал, как мальчик тоненьким голоском сообщил дяде свое впечатление о собаках, которые казались мальчику страшными и огромными; потом как мальчик расспрашивал, кого будут ловить эти собаки, и как солдат хриплым и сонным голосом говорил ему, что завтра охотники пойдут в болото и будут палить из ружей, и как потом, чтоб отделаться от вопросов мальчика, он сказал: «Спи, Васька, спи, а то смотри», и скоро сам захрапел, и всё затихло; только слышно было ржание
лошадей и каркание бекаса.
В середине рассказа старика об его знакомстве с Свияжским ворота опять заскрипели, и на двор въехали работники с поля с сохами и боронами. Запряженные в сохи и бороны
лошади были сытые и крупные. Работники, очевидно, были семейные: двое были молодые, в ситцевых рубахах и картузах; другие двое были наемные, в посконных рубахах, — один старик, другой молодой
малый. Отойдя от крыльца, старик подошел к
лошадям и принялся распрягать.
Маленькая подробность о том, что, пропалывая рожь, старик прополонною рожью кормил
лошадей, особенно поразила Левина.
Лицо Анны в ту минуту, как она в
маленькой, прижавшейся к углу старой коляски фигуре узнала Долли, вдруг просияло радостною улыбкой. Она вскрикнула, дрогнула на седле и тронула
лошадь галопом. Подъехав к коляске, она без помощи соскочила и, поддерживая амазонку, подбежала навстречу Долли.
Но в жизни все меняется быстро и живо: и в один день, с первым весенним солнцем и разлившимися потоками, отец, взявши сына, выехал с ним на тележке, которую потащила мухортая [Мухортая —
лошадь с желтыми подпалинами.] пегая лошадка, известная у лошадиных барышников под именем сорóки; ею правил кучер,
маленький горбунок, родоначальник единственной крепостной семьи, принадлежавшей отцу Чичикова, занимавший почти все должности в доме.
Когда все это было внесено, кучер Селифан отправился на конюшню возиться около
лошадей, а лакей Петрушка стал устроиваться в
маленькой передней, очень темной конурке, куда уже успел притащить свою шинель и вместе с нею какой-то свой собственный запах, который был сообщен и принесенному вслед за тем мешку с разным лакейским туалетом.
Я выделывал ногами самые забавные штуки: то, подражая
лошади, бежал
маленькой рысцой, гордо поднимая ноги, то топотал ими на месте, как баран, который сердится на собаку, при этом хохотал от души и нисколько не заботился о том, какое впечатление произвожу на зрителей, Сонечка тоже не переставала смеяться: она смеялась тому, что мы кружились, взявшись рука за руку, хохотала, глядя на какого-то старого барина, который, медленно поднимая ноги, перешагнул через платок, показывая вид, что ему было очень трудно это сделать, и помирала со смеху, когда я вспрыгивал чуть не до потолка, чтобы показать свою ловкость.
Турка подъехал к острову, остановился, внимательно выслушал от папа подробное наставление, как равняться и куда выходить (впрочем, он никогда не соображался с этим наставлением, а делал по-своему), разомкнул собак, не спеша второчил смычки, сел на
лошадь и, посвистывая, скрылся за молодыми березками. Разомкнутые гончие прежде всего маханиями хвостов выразили свое удовольствие, встряхнулись, оправились и потом уже
маленькой рысцой, принюхиваясь и махая хвостами, побежали в разные стороны.
— Не понимаете вы меня! — раздражительно крикнула Катерина Ивановна, махнув рукой. — Да и за что вознаграждать-то? Ведь он сам, пьяный, под
лошадей полез! Каких доходов? От него не доходы, а только мука была. Ведь он, пьяница, все пропивал. Нас обкрадывал да в кабак носил, ихнюю да мою жизнь в кабаке извел! И слава богу, что помирает! Убытку
меньше!
Лошадь из деревни выписал, клячу какую-то разношерстную; кучер
маленький, а кафтан на нем с большого.
Но тяжелая туша Бердникова явилась в игре Самгина медведем сказки о том, как
маленькие зверки поселились для дружеской жизни в черепе
лошади, но пришел медведь, спросил — кто там, в черепе, живет? — и, когда зверки назвали себя, он сказал: «А я всех вас давишь», сел на череп и раздавил его вместе с жителями.
Он взмахнул рукою и точно выхватил из тучи снега
лошадь, запряженную в
маленькие санки, толкнул Самгина, шепнув ему...
Зимними вечерами приятно было шагать по хрупкому снегу, представляя, как дома, за чайным столом, отец и мать будут удивлены новыми мыслями сына. Уже фонарщик с лестницей на плече легко бегал от фонаря к фонарю, развешивая в синем воздухе желтые огни, приятно позванивали в зимней тишине ламповые стекла. Бежали
лошади извозчиков, потряхивая шершавыми головами. На скрещении улиц стоял каменный полицейский, провожая седыми глазами
маленького, но важного гимназиста, который не торопясь переходил с угла на угол.
Рядом с коляской, обгоняя ее со стороны Бердникова, шагала, играя удилами, танцуя, небольшая белая
лошадь, с пышной, длинной, почти до копыт, гривой; ее запрягли в игрушечную коробку на двух высоких колесах, покрытую сияющим лаком цвета сирени; в коробке сидела, туго натянув белые вожжи,
маленькая пышная смуглолицая женщина с темными глазами и ярко накрашенным ртом.
Лошади подбежали к вокзалу
маленькой станции, Косарев, получив на чай, быстро погнал их куда-то во тьму, в мелкий, почти бесшумный дождь, и через десяток минут Самгин раздевался в пустом купе второго класса, посматривая в окно, где сквозь мокрую тьму летели злые огни, освещая на минуту черные кучи деревьев и крыши изб, похожие на крышки огромных гробов. Проплыла стена фабрики, десятки красных окон оскалились, точно зубы, и показалось, что это от них в шум поезда вторгается лязгающий звук.
Проехал воз, огромный, хитро нагруженный венскими стульями, связанные соломой, они возвышались почти до вторых этажей, толстая рыжая
лошадь и краснорожий ломовой извозчик, в сравнении с величиной воза, были смешно
маленькими, рядом с извозчиком шагал студент в расстегнутом пальто, в фуражке на затылке, размахивая руками, он кричит...
Самгин слушал его суховатый баритон и сожалел, что англичанина не интересует пейзаж. Впрочем, пейзаж был тоже скучный — ровная, по-весеннему молодо зеленая самарская степь, черные полосы вспаханной земли,
маленькие мужики и
лошади медленно кружатся на плывущей земле, двигаются серые деревни с желтыми пятнами новых изб.
В черной коляске, формой похожей на лодку, запряженной парой сухощавых, серых
лошадей, полулежала длинноногая женщина; пышные рыжеватые волосы, прикрытые черным кружевом, делали ее лицо
маленьким, точно лицо подростка.
Седые усы его росли вверх к ушам, он был очень большой, толстый, и экипаж был большой, а
лошадь —
маленькая, тощая, и бежала она мелким шагом, как старушка. Извозчик свирепо выкрикивал...
Когда вы будете на мысе Доброй Надежды, я вам советую не хлопотать ни о
лошадях, ни об экипаже, если вздумаете посмотреть колонию: просто отправляйтесь с
маленьким чемоданчиком в Long-street в Капштате, в контору омнибусов; там справитесь, куда и когда отходят они, и за четвертую часть того, что нам стоило, можете объехать вдвое больше.
По дороге от Паарля готтентот-мальчишка, ехавший на вновь вымененной в Паарле
лошади, беспрестанно исчезал дорогой в кустах и гонялся за
маленькими черепахами. Он поймал две: одну дал в наш карт, а другую ученой партии, но мы и свою сбыли туда же, потому что у нас за ней никто не хотел смотреть, а она ползала везде, карабкаясь вон из экипажа, и падала.
Вчера мы пробыли одиннадцать часов в седлах, а с остановками — двенадцать с половиною. Дорога от Челасина шла было хороша, нельзя лучше, даже без камней, но верстах в четырнадцати или пятнадцати вдруг мы въехали в заросшие лесом болота. Лес част, как волосы на голове, болота топки,
лошади вязли по брюхо и не знали, что делать, а мы, всадники, еще
меньше. Переезжая болото, только и ждешь с беспокойством, которой ногой оступится
лошадь.
У князя кучер Иван Григорьев, рассудительный и словоохотливый человек, теперь уже с печатью кругосветного путешествия на челе, да Ванюшка, молодой
малый, без всякого значения на лице, охотник вскакнуть на
лошадь и промчаться куда-нибудь без цели да за углом, особенно на сеновале, покурить трубку; с Тихменевым Витул, матрос с фрегата, и со мной Тимофей, повар.
Смотритель опять стал разговаривать с якутами и успокоил меня, сказав, что они перевезут
меньше, нежели в два часа, но что там берегом четыре версты ехать мне будет не на чем, надо посылать за
лошадьми в город.
Нехлюдов послал
малого на станцию за
лошадьми и поспешно стал укладываться.
Женщина же эта, тетка незаконно взятого
малого, первая схватила за повод
лошадь, на которой везли рекрута.
— Отчего же Тэке не заразил ногой берейтора? — спрашивала Ляховская, гладя
лошадь своей
маленькой крепкой рукой, затянутой в шведскую серую перчатку.
Наконец мы, однако, сошлись с ним на двадцати рублях. Он отправился за
лошадьми и чрез час привел их целых пять на выбор.
Лошади оказались порядочные, хотя гривы и хвосты у них были спутанные и животы — большие, растянутые, как барабан. С Филофеем пришло двое его братьев, нисколько на него не похожих.
Маленькие, черноглазые, востроносые, они, точно, производили впечатление ребят «шустрых», говорили много и скоро — «лопотали», как выразился Ермолай, но старшому покорялись.
Подле
лошади стоял
малый лет семнадцати, с пухлым и желтым лицом, одетый казачком и босоногий; он с важностью посматривал на собак, порученных его надзору, и изредка постегивал арапником самых алчных.
К вечеру, как только ветер стал затихать, опять появился мокрец.
Маленькие кровопийцы с ожесточением набросились на людей и
лошадей.
Люди могли защищаться от гнуса сетками, но
лошадям пришлось плохо. Мошкара разъедала им губы и веки глаз. Бедные животные трясли головами, но ничего не могли поделать со своими
маленькими мучителями.
Гром изящной кареты и топот удивительных
лошадей Жюли произвели потрясающее впечатление в населении 5–й линии между Средним и
Малым проспектами, где ничего подобного не было видано, по крайней мере, со времен Петра великого, если не раньше.
— Прекрасная барыня, — отвечал мальчишка, — ехала она в карете в шесть
лошадей, с тремя
маленькими барчатами и с кормилицей, и с черной моською; и как ей сказали, что старый смотритель умер, так она заплакала и сказала детям: «Сидите смирно, а я схожу на кладбище». А я было вызвался довести ее. А барыня сказала: «Я сама дорогу знаю». И дала мне пятак серебром — такая добрая барыня!..
Уже давно смеркалось. Он отправил своего надежного Терешку в Ненарадово с своею тройкою и с подробным, обстоятельным наказом, а для себя велел заложить
маленькие сани в одну
лошадь, и один без кучера отправился в Жадрино, куда часа через два должна была приехать и Марья Гавриловна. Дорога была ему знакома, а езды всего двадцать минут.
Лошадей меняют в
маленьких расчищенных местах, домишко, потерянный за деревьями,
лошади привязаны к столбу, бубенчики позванивают, два-три черемисских мальчика в шитых рубашках выбегут, заспанные, ямщик-вотяк каким-то сиплым альтом поругается с товарищем, покричит «айда», запоет песню в две ноты… и опять сосны, снег — снег, сосны…
Он думал, что я шучу, но когда я ему наскоро сказал, в чем дело, он вспрыгнул от радости. Быть шафером на тайной свадьбе, хлопотать, может, попасть под следствие, и все это в
маленьком городе без всяких рассеяний. Он тотчас обещал достать для меня карету, четверку
лошадей и бросился к комоду смотреть, есть ли чистый белый жилет.
Притаившись, я соображал: пороть — значит расшивать платья, отданные в краску, а сечь и бить — одно и то же, видимо. Бьют
лошадей, собак, кошек; в Астрахани будочники бьют персиян, — это я видел. Но я никогда не видал, чтоб так били
маленьких, и хотя здесь дядья щелкали своих то по лбу, то по затылку, — дети относились к этому равнодушно, только почесывая ушибленное место. Я не однажды спрашивал их...
Он сторожит изумительно зоркими своими глазами, не вылетит ли какая-нибудь
маленькая птичка из-под ног
лошади или человека.
Надобно принять за правило: как скоро подъедешь в меру — стрелять в ближайших; целя всегда в одну, по большей части убьешь пару и даже изредка трех. Желая убить больше одним зарядом — измучишь себя и
лошадей и убьешь несравненно
меньше, потому что угонишь далеко и беспрестанным преследованьем напугаешь озимых кур гораздо скорее, чем редкими выстрелами. Обыкновенно после каждого выстрела поднимется вся стая и, сделав невысоко круг или два.
Между тем как в кибитке моей
лошадей переменяли, я захотел посетить высокую гору, близ Бронниц находящуюся, на которой, сказывают, в древние времена до пришествия, думаю, славян, стоял храм, славившийся тогда издаваемыми в оном прорицаниями, для слышания коих многие северные владельцы прихаживали. На том месте, повествуют, где ныне стоит село Бронницы, стоял известный в северной древней истории город Холмоград. Ныне же на месте славного древнего капища построена
малая церковь.
Ермошка любил, когда его ругали, а чтобы потешиться, подстегнул
лошадь веселых родственников, и они чуть не свалились вместе с седлом. Этот
маленький эпизод несколько освежил их, и они опять запели во все горло про сибирского генерала. Только подъезжая к Балчуговскому заводу, Яша начал приходить в себя: хмель сразу вышибло. Он все чаще и чаще стал пробовать свой затылок…
— Передохнуть завернул, баушка, — весело говорил он, не снимая картуза. — Да и
лошадям надо подобрать мыло. Запозднился
малым делом… Дорога лесная, пожалуй, засветло не доберусь до своей Богоданки.
На половине дороги обогнали телегу, в которой ехал старик Основа с двумя
маленькими дочерями, а потом другую телегу, в которой лежали и сидели брательники Гущины.
Лошадью правила их сестра Аграфена, первая заводская красавица.
— Ах ты, моя
маленькая женщина! — утешал ее Петр Елисеич, прижимая белокурую головку к своему плечу. — Во-первых, нельзя всем быть мальчиками, а во-вторых… во-вторых, я тебе куплю тоже верховую
лошадь.
В несколько дней сборы были кончены, и 2 августа, после утреннего чаю, распростившись с бабушкой и тетушкой и оставив на их попечение
маленького братца, которого Прасковья Ивановна не велела привозить, мы отправились в дорогу в той же, знакомой читателям, аглицкой мурзахановской карете и, разумеется, на своих
лошадях.
Уже Ромашов отчетливо видел его грузную, оплывшую фигуру с крупными поперечными складками кителя под грудью и на жирном животе, и большое квадратное лицо, обращенное к солдатам, и щегольской с красными вензелями вальтрап на видной серой
лошади, и костяные колечки мартингала, и
маленькую ногу в низком лакированном сапоге.
Я знаю Потапыча, потому что он кует и часто даже заковывает моих
лошадей. Потапыч старик очень суровый, но весьма бедный и живущий изо дня в день скудными заработками своих сильных рук. Избенка его стоит на самом краю города и вмещает в себе многочисленную семью, которой он единственная поддержка, потому что прочие члены мал мала
меньше.
— Как, — говорю, — я же тех
лошадей крал и за то больше тебя пострадать мог, а за что же моя доля такая
маленькая?